Ну почему бы и нет? Давно хотела показать, а тут все совпало. Пожалуй самая необычная нынче вещь у меня в комнате. Еще ни один гость не угадал "что это за хрень". Наверное поэтому я и утащила его с ярмарки игрушек ручной работы. На фоне зайчиков, котиков и кукол с натуральными волосами, он смотрелся ДИКО. Как ему, впрочем, и положено. Образ правда узнается не сразу, но я прям налюбоваться на него не могу. Он теперь мой почетный тотем, который охраняет святое - бумажные салфеточки, которые для меня, аллергика, самые ценные.
История у него вообще прекрасная - мастерице, которая шьет кукол для девочек, собачек и зайчиков, написал парень, прислал кучу фоток, просил-умолял - сшейте! Она такая - ну я сделала ему из того что было образец - бежево-голубой - ему так понравилось, только попросил в черно-зеленом сделать. А этот остался. Куда его деть - понятия не имею. И я такая - мнеееееее, яяяяяяаааа, оставьте, отложите, дадут зп в конце недели я заберуууу. Впервые мое сердце дрогнуло в выборе между котиками и котиками. Так что теперь у меня есть много котиков, мягких тюленчиков... и Ктулху О_О
Я даже Лавкрафта метнулась перечитывать. Правда вспомнила чего скипнула его раньше - ну такой тяжелый стиль, бэ. Не знаю как правильно назвать? сухой канцелярский? Вроде бы и описания интересные, атмосферные, но все время появляется желание скипнуть.
А тут случайно смотрела выкладки ЗФБ, наткнулась на прекрасное. Поэтому раз пост про Ктулху, вытащу я ка это с цитатника и тоже заделюсь!
варнинг, нецензурщина!
22.03.2017 в 23:26
Пишет
ju1a:
Зов КтулхуБета -
miyavi_ryu, за что большое спасибо.
Лавкрафт, юмор, трэш, джэн. Все как обычно.
Некоторые тайны лучше не узнавать никогда. Ибо знание это настолько отвратительно, что его миазмы отравят ваше существование, наполнят его бесконечным, неизбывным ужасом. Вы погрузитесь в пучину безумия и отчаяния, откуда нет возврата.
Глубоко в океане, под толщей вод лежит гигантский, невообразимый город. Странные здания, возведенные из черно-зеленого камня, покоятся на дне, их очертания размыты и словно ускользают от глаза. Эта геометрия не имеет ничего общего с евклидовой, она рождает уродливые, противоестественные формы, от созерцания которых мутится рассудок. Живые камни плачут прозрачной слизью, и плывет на пустынными улицами: «Ктулху фхтагн… Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн…»
Эхо этого зова тревожит умы людей, заставляет метаться во сне от предчувствия грядущего ужаса. И лишь некоторые отваживаются шагнуть в бездну, влекомые далеким, едва слышным пением. И над гниющими, зловонными болотами Луизианы слышится: «Ктулху фхтагн… Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн…». Раздаются крики жертв, безумные вопли жрецов омерзительного культа, и льется кровь на алтарь спящего бога.
А бесплотный голос все звучит и звучит, пробуждая к жизни новых безумцев, готовых поклоняться чудовищу, древнему и непостижимому, как сама вселенная.
«Ктулху фхтагн… Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн…»
***
— А? Что? — Джош сел в постели, сжимая руками виски. Потная майка прилипла к телу.
— Ктулху фхтагн… Ктулху Р’льех… — тихий шепот на краю сознания не умолкал, в комнате пахло морем и гниющими водорослями.
— Господи. Блядь. Опять. Третью ночь подряд.
— Ктулху фхтагн…
— Да заткнешься ты, сука, или нет?!
читать дальшеГолос замолк. Джош встал, на нетвердых ногах доковылял до холодильника и вытащил банку пива.
— Ох. Хорошо-то как, — расслабленно выдохнул он, делая первый глоток.
— Ктулху… — взбодрился бесплотный голос, видимо, восприняв удовлетворенный вдох как приглашение к продолжению беседы.
— Ты опять?!
— …фхтагн… — все же договорили на том конце несуществующего провода.
— Да отъебись же ты, падла! В шесть утра ж на смену, козья ты задница!
В голове озадаченно помолчали.
— Чего орешь? — спросил наконец незримый собеседник.
— Я чего ору?! Это ты, блядь, у меня спрашиваешь? Третью ночь подряд несешь какую-то хуйню и удивляешься, что я ору?! — рявкнул в темноту Джош, заплевав майку непроглоченным пивом.
— Это не хуйня. Это песня, — обиженно объяснил голос.
— Знаешь что? Шел бы ты нахер с таким хит-парадом. Ебал я такие песни в рот и в уши. И певцов тоже, — обозначил свои музыкальные предпочтения Джош.
— Зря. Хорошая песня, — совсем расстроился голос. — Знаешь, сколько ей лет?
— Сколько? — неожиданно заинтересовался Джош .
— Ну… Погоди-ка… Так… Первая мировая, Крестовый поход, саксы в Британии, эти, как их, с пирамидами, загорелые такие… — тысяч пятнадцать, не меньше, — закончил подсчет голос.
— А, фольклор… — с уважением протянул Джош, допивая пиво. — Фольклор — это хорошо. Это культура.
— Ктулху фхтагн! — воспрял голос.
— Цыц! — Звякнула пустая банка, метко брошенная в мусорное ведро. — Ты мне лучше вот что скажи. Вот ты культурный же вроде человек. Образованный. Фольклор знаешь. Ну кто ж тебя, суку культурную, в три часа ночи петь-то научил, а?
— Ктулху велик! Ктулху зовет темные души примкнуть к культу древних богов!
— Ктулху идет нахуй, — прервал экстатический речитатив Джош, распечатывая следующую банку. — Ты-то нахрена поешь?
— Потому что я Ктулху, — судя по голосу, незримый собеседник обиделся. — Ты не мог бы не выражаться?
— Не мог бы. Четыре часа до начала смены, блядь. А у меня в мозгах как совы насрали. И перегаром от меня наутро переть будет. А все из-за тебя, певуна долбанного. Ты какого хера ко мне привязался?
— Меня слышат только избранные!
— То есть аудитории нет?
— В общем, да, — взгрустнул голос.
— Бывает, — сочувственно кивнул Джош в темноту. — Фрэнк вон тоже пятый год в газету стихи свои шлет. Не печатают, пидоры очкастые. Неформат, говорят. Так Фрэнк после каждого отказа надирается и нам стихи читает. Если эта блядская редакция еще раз Фрэнка отошьет, я их своими руками в унитазе перетоплю. Сил же нет никаких эту тягомотину слушать. Вот так из-за умников простой народ и страдает! — Он погрозил пустой комнате банкой, облив руку пивом. Бесплотный голос одобрительно вздохнул.
— Это да… Я вот жреца на той неделе нашел — перспективный мужик, с инициативой. А позавчера его в дурку забрали.
Видимо, это обстоятельство сильно задело невидимку. Джош напряг память. Да, позавчера пели как-то натужно, без души.
— Ничо, наладится все. Нового найдешь.
— Ага, найдешь тут… Зов слышат только избранные.
— С кадрами напряг?
— Не то слово. Вот лет триста назад — отбою от культистов не было. Конкурс — три человека на место. А сейчас хрен дозовешься же. И приходят — так, отщепенцы всякие, шелупонь. Ни алтарь поставить, ни жертву принести. Только самогон по болотам жрут, ханыги проклятые.
— Ну не бери алкашню. Кто ж тебя заставляет.
— А кого брать? Кого?! Других-то нет! Сам попробуй человека уговорить ночью на болоте прыгать. Духота, комары, грязно, кровь с одежды плохо отстирывается.
— Может, спецовки им выдавать? — внес в причитания конструктив Джош.
— Ну… Вариант, — оживился голос. — Хорошая идея! У тебя есть организаторская жилка, мужик. Иди к нам! Работа на природе, в коллективе, график — ночь через две, выбор жертв свободный.
— А платишь сколько?
Темнота хранила молчание.
— Ага… Ясно. Нет, спасибо. Вынужден отклонить ваше предложение. И не надо так сопеть. Бесплатно по болотам гнуса кормить я даже ради фольклора не готов. Без обид, чувак.
— Ладно, проехали…
— Вот и отлично, — обрадовался Джош. — Все, вопрос решен? Больше петь не будешь?
— Почему не буду? Буду, — удивился голос.
— С хуя ли? — симметрично удивился Джош.
— Система такая. Я сплю, и мой зов слаб, его слышат избранные, — невидимка возбуждался, говорил все быстрее, сбиваясь на речитатив с возвышенными подвываниями. Видимо, сказывался тысячелетний рефлекс. — Они приходят в ночи на болота, к капищу, приносят там кровавые жертвы, питающие мой дремлющий дух, и восклицают на мертвом языке, что древнее самого человечества. Их зов пробуждает меня ото сна, и тогда я наполняю ночи дремлющих безмолвным пением…
— Замкнутый цикл, — резюмировал Джош. — Ты поешь во сне, они поют, ты просыпаешься и поешь громче. Просто, блядь, конкурс талантов. Если они не будут вопить, ты тоже заткнешься?
— Ну, можно лет двадцать и вздремнуть… — нерешительно протянул голос. — Все равно толку никакого. Халтурщики.
— Отлично. А где, говоришь, капище?
— Там, на болотах.
Джош открыл окно трейлера. Пахнуло предутренней свежестью и терпким запахом скошенной травы. «Фхтаа-а-а-а-а-агн!,..» — истошно заголосили фальцетом откуда-то из мангровой чащи, немилосердно фальшивя.
— Ясно, — Джош почесал коротко стриженный затылок, посмотрел на часы. — До смены еще два часа. Дорогу покажешь?
Он расчехлил старое ружье, достал из ящика стола коробки с патронами. Поколебавшись, выбрал картечь-девятку, чтобы уж наверняка. Металл приятно холодил ладонь. Щурясь в тусклом свете ночника, Джош зарядил ружье и старательно набил патронами жесткий от времени охотничий пояс. Иногда он задумывался, но доносящийся с дуновением августовского ветра очередной пронзительный «нагл фхта-а-а-а-агн!» заставлял его ускорить движения. Через двадцать минут Джош распахнул дверь вагончика и вышел в летнюю ночь, густую, как черничный джем.
— Ктуу-у-у-улху фхта-а-а-агн, ай-я-яй! — заверещали в болтах с надрывом.
— Цыган ты понабирал, что ли? — удивленно оглянулся на темноту в трейлере Джош. Невидимка пристыженно молчал.
Занимающийся луизианский рассвет, бледный, как лицо покойника, разорвали хлопки выстрелов и вопли, перемежающиеся окриками: «Куда, блядь! Стоять! Фа-бемоль, сука, ре-мажор!»
На смену Джош опоздал.
Дремлет в темных водах океана великий город Р’льех. Безмолвие лежит на домах его и на улицах его. Рыбы скользят меж черными громадами камней, заглядывают в пустые окна, разевают беззвучно рты. Древний ужас, спустившийся со звезд, плывет в глубинах сна, и ничто не тревожит его покой. Но придет, придет время, когда кошмарные боги воспрянут и явятся миру во всем своем чудовищном величии. Не сейчас. Потом.
Еще пять минут…URL записи